ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Наверху было принято решение принимать на проекты развития ракевета в первую очередь демобилизованных солдат и олим. Если это пример «положительной дискриминации», то я за неё. Впрочем не думаю, что было много коренных израильтян, соглашавшихся на предлагаемые нам условия. На моих глазах один такой выбросил в корзину полученный им стандартный текст договора.

Шмуэль Данович

КАК Я ВЗБИВАЛ МОЛОКО В МАСЛО

И конечно мы вкладывали в щели Стены Плача записки с нашими желаниями.
И они сбывались!
Я писал: найти работу по специальности.
Так я закончил год назад свою статью Мой Иерусалим.

Недавно я прочёл на сайте очень интересную статью Михаила Токаря ПУТЬ ВРАЧА, в начале которой автор описывал свои перипетии с устройством на работу.

И вспомнилось своё. А потом подумал — хотя, конечно, профессия врача много интересней (и полезней) профессии инженера, но всё-таки может и то, что мне вспомнилось, будет кому-нибудь интересно.

У Льва Толстого есть короткая сказка:

Попали две лягушки в кувшин с молоком. Тонуть неохота. Чтобы не погибнуть, стали грести лапками. Гребут, гребут, а толку никакого. Устали лягушки, и одна решила, что грести бесполезно — всё равно не выбраться! Отчаялась она, тут силы её и покинули. Бедная лягушка утонула. А вторая решила грести дальше. Билась, билась и вдруг чувствует — стоит на чём-то твёрдом! Оказалось, что она сбила молоко в масло. Так и выбралась.

Я в Израиль не «попал», как лягушка в кувшин с молоком, а приехал по собственной воле и ни разу пока об этом не пожалел (об этом у меня была на сайте статья: ИСХОД — 90), но сходство какое-то со взбиванием молока в масло и моими поисками работы весной-осенью 1991 года найти можно. И хотя моя работа была не маслом самого высшего качества, а возвратом к тому, с чего я начинал два десятка дет назад, но бутерброд с этим маслом получился весьма съедобным. Бутерброд с маслом и сыром.

Впервые я услышал о железной дороге в Израиле летом 1990 года. Мы уже были «в подаче», слушание передач Коль Исраэль, Голоса Израиля, который перестали недавно глушить, стало обязательным элементом нашей жизни, и вот однажды вечером мы услышали передачу о проблемах транспорта в Израиле, про пробки на дорогах, про аварии. Какой-то французской фирме поручили разработать перспективный план развития транспорта. И эта фирма, имя которой не запомнил, но да будет оно благословенно, заключила, что для решения проблемы необходимо развивать железные дороги!

В конце абсолютно чёрного туннеля под названием «перспективы работы в Израиле» мелькнул слабый огонёк:

В Израиле есть железная дорога!
И она будет развиваться!
А для развития прежде всего нужен проект!
А я уже 20 лет проектирую железные дороги в великой железнодорожной державе, державе, строящей БАМ!

К отъезду мы начали готовиться заранее — ульпан, получение водительских прав, которые, как уже было известно, давали право на большую скидку при покупке машины, без которой, как тоже уже было известно, жить в Израиле если и не нельзя, то грустно и не интересно, переводили свидетельства о рождении, о бракосочетании, институтский диплом с приложением пройденных предметов и полученных оценок, где первой строчкой шла, конечно, история КПСС. И ещё наш словарный запас пополнился таинственным термином «Curriculum vitae» — трудовой биографией, необходимой для устройства в Израиле на работу. Правда по приезде выяснилось, что были и такие места, где этот документ не требовался. Но это было бы не «масло», а в лучшем случае «маргарин».

Почти сразу по приезде, после самого необходимого обустройства, вроде поиска мебели и одежды на специальном складе, я начал «дёргаться» в поисках работы.

Правда вскорости по приезде я получил не слишком обнадёживающую информацию. В последние годы перед отъездом, в годы расцвета гласности, у меня появилась привычка ходить время от времени на различные встречи с «прорабами перестройки». А потом, уже и на встречи с приезжавшими тогда из Израиля, очевидно, работниками Сохнута. От привычек отказываться трудно и в Иерусалиме я пошёл на встречу с Эли Люксембургом, известным боксёром и писателем, приехавшим в Израиль из Ташкента в начале 70-х, между прочим, одним из авторов сайта, увы, скончавшемся несколько лет назад. Уж не помню тему встречи, но по её окончании я подошёл к Эли, назвал свою специальность и спросил о моих перспективах найти работу. Как сегодня помню его реакцию. Он с грустью посмотрел на меня и вздохнул: «Вот кого мне действительно жалко в Израиле, так это бывших советских проектировщиков!» Со сколькими выходцами из Союза, работавшими в разных проектных фирмах, я потом познакомился! А один стал даже совладельцем солидной фирмы. Правда у нас проектная фирма считается солидной, если насчитывает несколько десятков сотрудников.

Но я пытался взбивать молоко.

Недавно, перебирая старые бумаги и бумажки — я вообще не люблю ничего выбрасывать, и жена справедливо называет меня «плюшкиным», я нашёл свое письмо с просьбой о работе в какую-то фирму, название которой мне сегодня ничего не говорит, написанное в начале мая, то есть через два месяца после приезда. Потом таких писем я послал много, порой мне даже отвечали с выражением печали, что для такого выдающегося специалиста как я, у них сейчас вакансии нет, но как только — так сразу. По-другому это называется «буду вас иметь в виду на роль моржа на льду».

Из всех попыток запомнились несколько.

Совсем перед самым моим отъездом наш проектный институт с красивым названием «Гипротранссигналсвязь», в просторечии ГТСС, принял участие в подготовке предложений для участия в тендере на электрификацию какой-то железной дороги в Аргентине. Что это было, я понял только начав работать в Израиле, а тогда меня просто попросили сверхсрочно подготовить по своему разделу краткую пояснительную записку, перечень оборудования, эскизы и т.п. Естественно, моё участие в этой работе окончилось в тот момент, когда дело дошло до заграничной командировки. Но документация была оформлена, и я знал, что отправлена в Аргентину. И вот мне пришла в голову гениальная идея — предложить аргентинцам свои услуги по её проверке, ведь я знал все тонкости… Как говорится — взгляд изнутри. Я без особых проблем нашёл телефон аргентинского торгового атташе и однажды, когда по делам приехал в Тель-Авив, позвонил ему (Тогда была разница в стоимости внутренних и междугородних разговоров, а каждая агора была для меня тогда дороже, чем сегодня шекель). Самое интересное, что атташе всё понял и предложил … связаться с его израильским коллегой в Буэнос-Айресе.

Но прежде, чем продолжить рассказ о «взбивании молока», напомню одно слово. Сейчас его мало кто помнит, а в первой половине 90-х оно было на слуху.

Герболайф!

Впервые я услышал это слово, когда сидел в очереди в министерстве абсорбции, уж не помню по какому вопросу. К сидящим подошла молодая дама лет 30+ и стала предлагать стать дистрибьютером этого чуда-средства для приобретения идеальной фигуры. Народ был грамотный, критически ко всему относящийся и стал иронизировать, кто как мог.

Дама вспыхнула и сказала, что я лучше буду заниматься герболайфом, чем никайоном!

Я знаю примеры тех, кто соблазнился таким способом разбогатеть, закупил коробки с этим герболайфом, и потом они долго стояли в салоне.

И уж если зашла речь о никайоне. Никайон (уборка) и шмира (охрана), были в то время самыми популярными способами добавить немного к корзине абсорбции. Нас это минуло. Мы приехали вместе с нашими мамами, вариант оставить их в Ленинграде просто не рассматривался. Сказать, что они с радостью согласились, никак нельзя, но не зря тогда ходили анекдоты, типа: «Разговаривают два еврея в коридоре, подходит третий: Я не знаю, о чём вы говорите, но ехать надо!». Или: «Кто такой смелый еврей? Это тот, кто решил не ехать». И в Иерусалиме мы поселились все, мы с женой и 15-тилетним сыном и «наши мамы» в 3.5-комнатной, очень хорошей квартире. (Об этом у меня была на сайте статья «Мой Иерусалим» https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer8_9/danovich/). Недостатки такого совместного проживания можно представить без труда, но в любом случае отдельно от нас «наши мамы» жить не могли , а благодаря тому, что мы получили три корзины абсорбции, и нам полагались деньги на съём для нас с сыном, плюс отдельно для мамы, плюс отдельно для тёщи, плюс «пенсии» для них от Битуах Леуми (институт соцстраха) с надбавкой для достижения прожиточного минимума, мы с женой составили редкое исключение — нам не надо было заниматься никайоном и шмирой, а могли зубрить иврит и ходить на курсы.

Об иврите и курсах. Я уж не помню откуда, но я узнал, что в Иерусалим время от времени приезжает сотрудник отдела кадров Безека (телефонной компании) отбирать среди новых репатриантов претендентов на курсы по подготовке для работы в компании. Я запомнил его имя, Ави. У меня для такого варианта было заготовлено отдельное Curriculum vitae, в котором было написано о моей специальности как инженера-связиста, без упоминания железнодорожной специфики. Первым вопросом Ави был, кончил ли я ульпан. Я ответил, что пока нет, посещаю. «Вот кончишь, принесёшь теуду (свидетельство об окончании), тогда и поговорим.» После окончания двух ульпанов, алеф и бет, я снова пришёл к Ави, он сказал: «Вот теперь беседэр» и дал мне заполнить длиннющую анкету (хотя может это мне такой она показалась, ведь это была первая анкета, которую я заполнял на иврите.) Самое интересное, что через какое-то время я получил вызов на экзамен психометрии, но тогда я уже пару недель как работал на ракевэте (железной дороге). И не зря говорят, что всё что ни делается, всё к лучшему. Через несколько лет прошла приватизация Безека, и много народу было уволено.

Другая попытка.

Наш ульпан Тиквотейну находился в самом центре Иерусалима, однажды, гуляя в перерыве по симпатичным зелёным улицам этого района, я увидел чуть в глубине небольшой особнячок с вывеской на 3-х языках: «Сионистский форум». Когда, где-то через месяц после окончания ульпана, я снова оказался в тех краях, мне в голову пришла очередная гениальная идея: а вдруг в «Сионистском форуме» Щаранского мне смогут помочь найти работу! Зашёл, посетителей не видно, в большой комнате сидят две весьма неплохо смотрящиеся дамы, тыкают одним наманикюренным пальчиком по клавиатуре пишущей машинки. Самое интересное, что узнав, по какому поводу я их отрываю от важных дел, мне действительно дали анкету для поиска работы. Может, моя анкета до сих пор лежит в каком-нибудь архиве, но подозреваю, что единственными трудоустроившимися с помощью Форума были эти дамы, явно не простые смертные олимки.

Но главные попытки были связаны с ракевэтом. Ракевет принадлежит в Израиле министерству транспорта, министерство занимало несколько этажей в офисном здании, если не ошибаюсь, на улице Яффо, одной из центральных улиц города. Я поднялся и спросил у охранника на входе, куда мне обратиться по поводу устройства на работу олим. Он посмотрел на меня, как на ненормального, и сказал типа, что мне надо не сюда, а в министерство абсорбции. Но стоящая рядом сотрудница сказала: «Нет, ему надо к гверет (имя уже не помню), она у нас занимается абсорбцией.» Охранник дал мне телефон гверет и мне была назначена встреча. Она оказалась давно приехавшей репатрианткой из Польши, немного говорящей по-русски. Помню, как меня поразило, что она начала с вопроса, что я буду пить, и вызвала секретаршу. По-моему тогда я впервые выпил «кафе афух» или по-другому — капучино. Прочтя мой Корот хаим (Curriculum vitae), естественно «железнодорожный вариант», она сказала: «Пожалуй это тот редкий случай, когда я может быть смогу помочь.» И стала рассказывать, как её муж, тоже, как и я, электрик, начал свою трудовую деятельность в Израиле, лазая по электрическим столбам. Её обращение сверху, из министерства, подействовало и через какое-то время мне позвонила секретарша начальника Службы связи железной дороги, потом я хорошо познакомился с Шош, и назначила мне встречу у начальника в Хайфе. Вот тогда я впервые и оказался в Хайфе, совместив приезд с оформлением освобождения контейнера с багажом.

Пинхас Кац, Начальник службы, был очень любезен. Подозреваю, что переданные мною документы ещё долго лежали в ящике стола у Ави, начальника отдела кадров службы. Если, конечно, сразу не пошли в мусорную корзину.

Но как потом оказалось, Пинхас Кац был человеком неплохим, по крайней мере для меня. Именно он дал мне через десять лет квиют («постоянство»). И до сих пор помню, как он мне потом рассказывал про историю евреев в Российской империи.

Ну а встреча с ответственной за алию в Минтрансе имела продолжение. Через некоторое время я оказался на встрече олим со среднего уровня деятелями Ликуда. Выступал какой-то господин и по-русски свободно, но с тяжёлым польским акцентом, рассказывал о своей недавней поездке в Москву и какое грустное впечатление он из неё вынес. Смысл был понятен — как хорошо для вас, что вы уехали. Встал какой-то парень, явно уже загорелый под солнцем на израильских стройках, и громко заявил: «Не надо нам рассказывать, как плохо «там», это мы и так знаем. Но вот мы не знаем, как будет с работой для нас здесь. Лучше про это расскажите!»

В перерыве я вдруг увидел ту даму из Министерства, подошёл и сказал: «Спасибо Вам, у меня уже была встреча на железной дороге.»

Она в ответ: «Прекрасно, ну так встаньте и расскажите, как вам помогли!»

Я пробормотал, что ответа пока не получил.

По моему уже после того, как я получил приглашение в Хайфу, я получил ответ из Управления портов и железной дороги, к которому она тогда принадлежала, на моё обращение, которое послал вскоре после приезда (Я уже писал о таких «закидываниях удочек»). Перебирая старые письма я на него наткнулся.

Вставка

Моего знания иврита хватило, чтобы понять его смысл — очередное предложение на «роль моржа на льду», но меня смутило место работы его подписавшего: -כח אדם. — коах адам. Я знал, что «адам» — это «человек», но вот «коах» — это «сила». И я решил — а вдруг письмо попало не по адресу? Все электрики делятся на «сильноточников» и «слаботочников», связист — это «слаботочник», а ведь «коах» — это «сила». Правда причём тут тогда слово «адам»? И я со словарём начал переводить письмо, следы перевода можно на нём увидеть. Вот тогда я узнал ещё одно ивритское словосочетание, коах адам — отдел кадров. А уже начав работать на железной дороге узнал, что тогда развитием всех электрических систем, и сильно, и слаботочных, занимались буквально несколько человек.

Помог мне уйти от роли «моржа на льду» израильский обычай — «хавер мэви хавер» — друг приводит друга.

Первым в той волне репатриации из нашего института в Израиль приехал «И.И.» Помню, как вскоре по приезде, он прислал мне письмо с дельными советами, что стоит, и что не стоит везти, и подробными ценами на всякую еду. (Он уже давно в Америке, связи у меня с ним нет и поэтому я не пишу, не имея на то разрешение, его имя.) Он работал ГИПом в соседнем отделе, занимавшемся проектированием систем автоматики (СЦБ) и, кроме того, что был прекрасным специалистом, все смежники стремились работать в проекте, где он был комплексным ГИПом, потому что он славился умением устанавливать хорошие отношения с заказчиком и всегда получать премии за отличное качество проекта. (В нашем институте, в отличие от принятого тогда в других проектных институтах, ГИПы относились не к бюро ГИПов, а работали в отделах, одновременно возглавляя бригады проектировщиков.) В Израиле он довольно быстро начал работать на железной дороге, я с ним созвонился и утром в одну из йом шиши (пятниц), свой выходной, он, кажется из Ришон Лециона, где жил, утренним поездом приехал в Иерусалим, на станцию Хан. По этим дням, как при турках, в Иерусалим было два поезда из Тель-Авива. Станция Хан, сегодня, увы, не существующая (я писал о ней в статье «Не важно, какая длина, важно, что ширина как у всех!» Немного о железных дорогах Земли Израиля«) была совсем недалеко от Старого города, пешком минут 15-20, не больше. Так я оказался впервые в Старом городе. В сумке у меня был «Корот хаим» и я всё ждал, когда же наше общение до этого дойдёт. Уже на обратном пути «И.И.» взял мой Корот хаим, и пообещал передать его «А.Ж.» — «хорошему человеку», начальнику проектной группы, приехавшему в Израиль из Киева в начале 70-х. Потом выяснилось, что он был тогда просто старшим инженером, командовавшем двумя чертёжниками, Гитой, приехавшей в начале 70-х из Литвы, и Яшей, приехавшем чуть позже из Грузии. Увы, они оба скончались. Ещё у него в подчинении был недавно принятый на работу через каблана (подрядчика) новый репатриант «Б.П.» из Москвы. Он уже давно в Канаде.

Вскоре «А.Ж.» мне действительно позвонил, мы с ним поговорили (по-русски), и он сказал, что у него уже есть недавно принятый инженер-проектировщик, которым он очень доволен, но если что, так он с радостью, а пока дал мне телефон своей знакомой в Минсвязи. Она меня очень любезно приняла, тоже угостила кафе афух и со вздохом сказала, что вакансий нет.

Я окончил ульпан бэт и поступил на курсы для олим инженеров-электронщиков. В то время в Израиле появился большой спрос на владеющих системой компьютерного черчения AutoCAD.

Маленькая ремарка. В начале моей «трудовой деятельности», когда я был, как тогда это называлось — «исполнителем», большая проблема для меня была так называемая «графика», и, особенно, надписи на чертежах, почерк у меня — «курица лапой». Копировщиц у нас почти не было, мы сами чертили на обратной, белой, стороне миллиметровки, а потом копировальная машина РЭМ делала с чертежей кальку. Помню, как как-то начальник отдела улыбаясь показал мне полученную из финской Нокии документацию с выполненном на компьютере чертежом — «Вам бы такое!»

В программе курса компьютерное черчение предусмотрено не было, я подговорил ещё несколько соучеников, мы пошли к руководительнице курсов попросить включить в программу курс AutoCAD, но она ответила, что для инженеров электронщиков и электриков он не нужен. Уже начав работать, я кончил очень хороший курс AutoCAD при Технионе, потом ещё один, и AutoCAD мне очень помог «зацепиться» на работе.

Через какое-то время «А.Ж.» мне позвонил и пригласил в Хайфу на интервью. Вопросы по специальности были осень простыми, в том числе, связанными с проектом электрификации. (Первый электропоезд поднялся в Иерусалим четверть века спустя) Во время интервью в кабинет зашёл какой-то невысокого роста человек и мой интервьюер ему сказал типа: «Канирэ мацати эт ми хипасти» — «Похоже нашёл, кого искал». Этот невысокий господин оказался начальником отдела. На прощание «А.Ж.» пообещал быть со мной на связи.

Мне повезло. Наверху было принято решение принимать на проекты развития ракевета в первую очередь демобилизованных солдат и олим. Если это пример «положительной дискриминации», то я за неё. Впрочем не думаю, что было много коренных израильтян, соглашавшихся на предлагаемые нам условия. На моих глазах один такой выбросил в корзину полученный им стандартный текст договора. Было два варианта ответа на вопрос, кому принадлежала это инициатива. Первым был тогдашний Гендиректор ракевета, отставной бригадный генерал-танкист Бар Кохба. Вторым был тогдашний министр транспорта Кацав. Да, тот самый, ставший президентом и осуждённый за изнасилование. Поэтому во время суда над ним я очень хотел снисходительного к нему отношения.

А в русских газетах появились объявления с контактными телефонами к кому могут обратиться бывшие советские железнодорожники для устройства на ракевете. Я тоже на всякий случай обратился…

Через какое-то время позвонил «А.Ж» и попросил послать ему мои документы. Причём дал мне свой домашний адрес. Но сказал, что мне придётся переехать жить в Хайфу. Я тогда согласился бы и на Эйлат.

Мне ещё раз повезло.

Уже потом, став моим боссом, «А.Ж» мне объяснил, что у него на примете уже был другой оле, которому было обещано принять его на работу при первой возможности, но тот переехал с одной съёмной квартиры на другую и связь с ним была потеряна. Ещё один элемент везения — в то время мобильных телефонов ещё почти не было. (С тем же претендентом я через несколько лет случайно встретился в гостях у одной знакомой жены и выяснилось, что он хорошо устроился и не жалеет о ракевете. Ещё раз: что ни делается, всё делается к лучшему).

А потом мне позвонили и сказали приехать в Хайфу оформить принятие на работу.

Правда, как выяснилось, приняли меня не в штат железной дороги, а на «такцив питуах» — бюджет развития, без всех условий, положенных работникам железной дороги и со сроком договора в полгода. Есть бюджет на какой-нибудь проект — есть работа, нет бюджета — нет работы. Потом договор продлевали несколько раз, пока не надоело и оформили договор без срока окончания, но с указанием о предупреждении об его окончании за две недели.

Зарплата оказалась около трёх тысяч, что по «олимовским понятиям в то время было очень неплохо.

И 1-го октября, через семь без недели месяцев после приезда в страну, и ровно через 22 года как начал работать в Союзе, я начал работать в Израиле.